О чём только не писали газеты в первый год войны, но особенно были популярны анекдоты и басни о проделках авиаторов и наших казачков.
26 августа
...Сегодня в обед усиленно обстреливали появившийся с прусской стороны аэроплан. Он начал качаться и какими то странными рывками то опускаться, то подниматься. Меня послали с мотоциклистами и велосипедистами захватить его , если он упадёт. Мгновенно разогрели машины, и, вскочив на сёдла, дали ходу по песчаному шоссе, шедшему к границе. Местами завязали в песчаных и глубоких колеях, но всё же летели вперед.
А ясно видимый уже желто-серый аэроплан с загнутыми назад крыльев отчаянно боролся с падением и выделывал всё новые и новые спирали, пытаясь ввинтиться в голубую высь и уйти от нас. Но напрасно! Какая-то неведомая сила будто бы прижимала его к земле...
И вот мы под ним почти... Сверху сухой и короткий выстрел - очевидно, из револьвера катнули по моей команде. Последними усилием "гигант-голубь" относит своё пробитое пулями тело в сторону от дороги.
Нам туда не проехать по пахоте...
Бросаем машины и, приготовив револьверы, бежим изо всех сил к тем вон высоким деревьям, вершин которых уже касается своими кривыми крыльями падающая "птица"...
Вдруг... что это? отчаянное "Ги-ги-их!", и откуда то из кустов вылетает десяток казаков и во весь мах лошади летит туда же, куда бежали и мы.
Им ближе, да и они на конях...
Слышен треск, и "птица" скрылась из глаз.
Выстрел... другой... Крики...
Задыхающиеся от бега, с открытыми трубкой, опаленными дыханием ртами, мы подбегаем к группе деревьев. Выскакиваем на поляну...
На ней лежит грязно-желтая груда парусины и какая-то причудливо искривлённая решетка... Рули, тросы, весь фюзеляж и кабинка помяты и разбиты. на них следы сотен пуль...
Кучка казаков наклонилась над чем-то...
Расступаются... На траве лежит черно-красная куча чего-то. Лоскутья кожанки, шапка с респиратором. Искривлённое лицо в свежей крови, и новешенькие желтые гетры. Другая кучка полусидит около поломанной кабинки и шевелит одной рукой в кожаной рукавице с крагой до локтя.
- Ну, что тут такое? - обращаюсь я к высокому уряднику - начальнику разъезда.
- Да вот, ваше-дне, ероплант, значит...
- Вижу, да не про то я... Что с ними? Разбились?
- Никак нет, - обиженно говорит урядник, - порубили!
- ах, вы идиоты! Да ведь их нужно было живыми взять!
- Да ведь приказано, болван ты этакий! Разве ты сам не мог сообразить, что от них узнать можно было многое! - волнуюсь я.
- Не могу знать, - тупо, но решительно отвечает урядник. - Воны выстрелили, ну а мы их порубили...
Нагибаемся над трупом и полутрупом. Пытаемся говорить с недорубленным лётчиком, что всё еще шевелит рукой.
- Kosaken... kosaken... -хрипит он, не открывая глаз.
Затылок у него разбит, и левая рука почти отрублена у плеча. Приказываю поднять его и нести на перевязочный пункт. Но от первого же движения изо рта раненого выливается целый поток крови, чёрной и густой. глаза мигают и закрываются.
Что-то булькает у него внутри. он деловито опускается на бок и лежит неподвижно.
Готов. Приказываю обыскать. Забираю окровавленные связки карт, записок, книжек для донесений и писем из дому, наверное. Ставлю часовых у аппарата и, забрав всю свою команду, ворочаюсь в штаб.
Л.В.Саянский ТРИ МЕСЯЦА В БОЮ Дневник казачьего офицера.
